"Домовенок Кузя", лишь на первый взгляд является невинной детской сказочкой в кукольных декорациях, содержит в себе отсылки к финно-угорскому и великорусскому фольклору и если обратиться к литературному источнику, вскрывающий жуткие язвы средне- и позднесоветского социума, связанные с крушением тысячелетнего общинного уклада, урбанизацией, утратой крестьянских традиций и разрушением патриархальных семейного быта ("Если все в город подадуться - кто в сказке жить-то останется").

На самом деле, с точки зрения психоанализа, действующие персонажи находятся в иных гендерных ролях, социальных стратах и возрастных категориях. Сказалось действие советской цензуры, ведь как известно, советские творцы мультипликаторы маскировали и ретушировали образы, которые впору разбирать семиотикам.

В исходном хронологическом варианте мультика, Кузя - сказочный добрый дух домашнего очага, привлекающий в дом счастье. Баба-яга (старуха-смерть как Лоухи, хозяйка Похъялы) хочет заполучить его в свое хозяйство, дабы обуздать свихнувшуюся избушку-на-курьих-ножках. Она решает оставить Кузю у себя навечно и наступает долгая зима. Сбежав из-под её опеки Кузьма восстанавливает естественный ход календарного цикла, разбудив леших, которые не могли начать весну из-за того что проспали Кузину побудку. Вырвавшись на свободу из Избы Смерти (избушка на ножках это домовина - древнее погребение Дьяковской культуры раннего железного века), Кузя аки Персефона из Аида возвращается из хтонического измерения в земное и попадает в плен к вороне.

Птица на древе несомненно символизирует верхний слой вселенной, но Кузя тяготеет к земле и стремится вернуться в отчий дом. Нафаня оставляет Кузе записку и сундук со сказками, объявляя его взрослым и отправляя его заселяться в городскую квартиру. Заключительный эпизод вновь трактуется мифологически: пройдя подземные миры, побывав на дереве в мире горнем, Кузя получает в свое хранение сказки – то есть фольклор и мифы предков.

Произошедшее трактуется как инициация шамана. Кузя становится носителем традиции и взрослым полноправным членом общины.

Однако в последующих сериях мифологическая канва нивелируется и трактуется совершенно иначе. Кузя больше не легкомысленный трикстер, нарушающий табу, а крепкий мелкобуржуазный собственник с домостроевскими замашками, воплощение шукшинского Мужика.

Попав в городскую среду, он заводит себе молодую невесту. Пусть вас не смущает возраст Наташи, во многих традиционных культурах брачный возраст снижен, тем более, на лицо твердый расчет. Кузя приобретает новый вид напомаженного метросека, что символизирует его отказ от черной работы и мужицкого вида, вслед за этим он чуть не утрачивает сундук со сказками, то есть связь с поколениями предков и родной культурой. В итоге возмужавший и избавившийся от гламурного вида Кузя начинает рачительно вести домохозяйство, скрупулезно ведя учёт. ("Разоримся, по миру пойдем… Запасы немеряны, убытки несчитаны…").

Чем вызывает раздражение у юной Наташи ("Кузя был моим идеалом, но он только и делает что считает до десяти! – До двадцатииии… А мне настоящей сказки хочется…"). Однако из дремучих лесов и зыбучих болот возвращается, овдовевшая без избы и домового, Старуха. Однако, люмпенизированный Кузя не горит желанием возвращаться в глушь, по нему лучше последним в городе, трескать сладенький хлеб, чем быть первым на селе и кушать кренделечки с ватрушками. Вероятнее всего Кузя предназначен в жертву за нарушением древних обычаев, (возможно, левирата), за что его запекают в каравае с отворотным зельем. В конце Баба-Яга вступает в конкубинат с полулешим-полудомовым, а Кузя возвращается в город.

Таддей Пыжек «Карл Юнг против Уолта Диснея и Союзмультфильма: символическая интерпретация советской и западной мультипликации»