Собственно мерянская языковая эпоха (продолжавшаяся с середины I тыс. до н.э. -— по 1730/50 г. н.э.) распадается на два больших основных хронологических отрезка — а) древнемерянскую (1 тыс до н.э.— IX в.н.э.) и б) новомерянскую пору (Х в. — 1730/50 r.).

B целом (собственно) мерянская эпоха характерна тем,что в начале этого времени протомерянский идиом,возможно не без некоторого воздействия протославянского, оказавшего на него известное влияние и способствовавшего кристаллизации его специфических черт, окончательно выделился из других финских языков и превратился в отдельный финно—угорский мерянский язык

В течение этой эпохи, относящейся к собственно истории мерянского, сложились окончательно и продолжали развиваться его специфические структурные (фонетические, грамматические, лексические и фразеологические) черты.

Древнемерянская пора подразделяется в свою очередь на раннедревнемерянский период (1 тыс до н.э.-V в. н.э.) и позднедревнемерянский период (VI-IX вв.)

Раннедревнемерянский период

Раннедревнемерянский является до-историческим периодом в истории мерянского языка. О существовании его, как и его носителя, мерянского этноса, свидетельствуют археологические данные. О том же говорят языковые показания, субстратные включения из протославянского языка, сохраненные постмерянскими русскими говорами, реконструкция которых, с одной стороны, подтверждает их славянское происхождение, с другой, показывает, что они были включены в финно-угорский мерянский язык, испытав влияние его фонетики (ср. мер. *ben' (<*bäni) «двурогие вилы» < протосл. *<dväni «предмет, включающий две части, двойни», *сölэ «целый, здоровый» < протосл. *сölv/-ъ) «то же»).

В этот период (возможно, только до начала н. эры) мерянский находился в наиболее тесных контактах с протославянским, носители которого обитали на одной территории с мерей и постепенно были ею ассимилированы.

Окончательное исчезновение протославянского языка на мерянской территории установить пока невозможно (максимальной границей мог быть V в., хотя не исключено, что это произошло несколькими веками раньше, на границе старой и новой эры). Можно допустить, что в тот же период начались непосредственные контакты мери с балтами, ее западными соседями.

Позднедревнемерянский период

Позднедревнемерянский период характерен тем, что является первым историческим периодом в истории мери и ее языка.

В VI в., т.е. начале периода, появляется первое письменное упоминание о мере: готский историк Иордан называет мерян (Меrens) в перечне других народов. В IX в., т.е. конце периода, о мере впервые упоминает древнерусская Ипатьевская летопись. До VI-VII вв., очевидно, продолжаются контакты мери с балтами (прежде всего, с наиболее выдвинутым на восток балтийским племенем голядью). К концу этого периода все больше усиливаются связи мери с восточнославянскими племенами - вятичами, кривичами и новгородскими словенами, которые, частично вытеснив западных соседей мери, балтийские и финно-угорские племена, преимущественно голядь и весь (вепсов), подходят вплотную к границе мерянских земель. Между восточными славя-нами и мерей устанавливаются тесные союзнические отношения, однако в это время восточные славяне еще не селятся на мерянской территории.

Новомерянская пора

Новомерянская пора (X в. - 1730/50 г.) характеризуется в целом тем, что в этот период начинается и продолжается переселение восточных славян на мерянские земли, что приводит постепенно к славянизации мери.

Однако этот процесс, с разной интенсивностью на разных территориях и в разные периоды, протекает постепенно и занимает в общей сложности, очевидно, более восьми веков.

Мерянский язык исчезает поэтому не бесследно, оставляя свои многочисленные реликты в ономастике и апеллятивах локо- и социолектов постмерянских областей, что позволяет его частично реконструировать в постмерянскую эпоху.

Новомерянская пора позволяет разделить ее на три периода -

1) ранненовомерянский (X - XII вв.),
2) средненовомерянский (XIII - XVI вв.),
3) поздненовомерянский (XVII - 1730/50 г.).

Ранненовомерянский период (X - XII вв.)

Ранненовомерянский период является временем, когда в общем мерянский язык употребляется на всей исторической территории его былого распространения. Восточные славяне в это время в основном сосредоточиваются в городских центрах и их окрестностях и в отдельных местностях, не занятых до того мерей.

Некоторая этническая и языковая чересполосица отдельных мерянско-славянских местностей не мешает повсеместному распространению мерянского языка, так как, во-первых, территориальные разрывы между отдельными районами его распространения, вызванные появлением восточнославянских этно-языковых островков, не особенно широки, во-вторых, начавшаяся славянизация мерянского общества (прежде всего, его верхов) не особенно глубока (очевидно, даже мерянская знать сохраняет знание своего языка), в-третьих, в это время еще довольно частым явлением, особенно в пограничных областях, где восточные славяне издавна соседствовали с мерянами, было не только поверхностное понимание, но и хорошее знание мерянского языка восточными славянами.

Примерно с XI в. начинается христианизация мери, натолкнувшаяся на ее сопротивление и вызвавшая в 1071 г. крупное восстание, сопровождавшееся, по преданию, переселением части мерян к родственникам марийцам. В целях христианизации, по-видимому, осуществляется (св. Леонтием, первым ростовским епископом и его преемниками) перевод богослужебной литературы на мерянский язык (по крайней мере частично) непосредственно с греческого.

Христианизация проводится в основном чрезвычайно толерантно, с максимальной опорой на культурно-этнические традиции мери и с использованием мерянского языка, — в связи с этим должны были, по-видимому, появиться и первые мерянские языковые письменные памятники (возможно, не сохранившиеся), — и поэтому, за исключением первого периода неудач, в общем христианство довольно быстро распространяется среди мерянского населения.

Проникновение восточных славян на мерянские земли носит вполне мирный характер, поскольку меряне, как и славянское население, заинтересованы в укреплении своего союза, а обе части населения, — мерянское и славянское, - во всех слоях удачно дополняют друг друга. Отсутствие каких-либо конфликтов объясняется, по-видимому, полной равноправностью обеих частей складывающегося на территории Владимиро-Суздальской (Московской) Руси, бывших мерянских землях, древнерусского общества.

Мирный и взаимовыгодный славяно-финский (древнерусский) симбиоз приводит ко все более тесному срастанию общества, его консолидации во всех частях.

Постепенно в этой начинает преобладать не мерянская, а славяно-русская этноязыковая основа. Однако мерянский элемент растворяется в славяно-русском не бесследно и не безрезультатно (и не только в языковом отношении). Он накладывает свой отпечаток на поселившейся на мерянских землях части славянских племен. Вместе с влиянием других финно-угорских племен, растворившихся полностью или частично, - мещере, муроме, веси, заволоцкой чуди, води, ижоре, части мордвы, мерянский элемент объективно способствовал ее выделению из древнерусского этно-языкового единства и превращению в отдельную восточнославянскую - великорусскую народность, а затем нацию.

Средненовомерянский период (XIII - XVI вв.)

В средненовомерянский период, частично под влиянием грозных событий XIII в., нашествия Батыя, отделивших мерю надолго от других финно-угорских народностей, связи с которыми поддерживали мерянскую культуру, а отчасти из-за продолжающегося активного формирования древнерусской культуры, славянский язык все больше начинает преобладать над мерянским.

Увеличение численности славяноязычного населения во многом стимулировало процесс славянизации (> обрусения) самой мери. Это приводит к тому, что прежде сплошная мерянская этно-языковая территория Северо-Восточной Руси с отдельными вкраплениями славянских островков, напротив, дробится на отдельные «мер(ь)ские станы» (мерянские этно-языковые острова), количество которых с течением времени уменьшается.

Вследствие этого мерянский язык, вместо того чтобы консолидироваться, все больше дифференцируется на своих все более разобщенных и отдаленных территориях, а это в свою очередь делает речь мери из разных местностей все менее взаимопонятной.

В такой ситуации не исключена отчасти роль древнерусского как языка-посредника даже между мерей разных, территориально далеко отстоящих местностей. Тем более необходимо знание древнерусского языка для мери вне мерянских, все более суживающихся, этно-языковых островов («станов»).

Сложившаяся ситуация ведет объективно к тому, что в этот переходный период, особенно к его концу, мерянский язык среди мери все больше сменяется древнерусским. Если в предыдущий период даже меряно-русское двуязычие было среди мери не повсеместным и в основном, очевидно, имело место среди высших слоев мерянского населения, причем еще нигде двуязычие не сменилось среди мери древнерусским одноязычием, то в это время оно начинает со все большей полнотой охватывать даже средние и низшие слои мерянского общества.

Что же касается мерянской знати, то она, как правило, полностью русифицируется (об этом говорит, например, по-видимому, мерянский по происхождению русский дворянский род Куломзиных в Костромской губернии). В этот период, однако, мерянский язык еще сохраняется не только в восточных, наиболее отдаленных районах (бывшей) Мерянии, но даже в ее центре (н. п. Кибало (1578 г.)).

Поздненовомерянский период (XVII - 1730/50 г.)

Поздненовомерянский период характеризуется тем, что к его концу мерянский язык окончательно перестал употребляться даже в тех местностях, преимущественно на крайнем востоке бывшей мерянской территории, где он еще к тому времени сохранялся.

Установить с абсолютной точностью дату полного угасания мерянского языка, которая должна была совпасть со смертью последних его носителей, по крайней мере пока, невозможно, тем более, что, к сожалению, в России того времени этот исчезающий язык (в отличие, например, от исчезавшего примерно в то же время на западе Германии славянского полабского) не привлек ничьего внимания.

Можно попытаться только указать ориентировочную дату, позже которой мерянский язык скорее всего уже не употреблялся.

Сделать это можно лишь на основании некоторых косвенных указаний. Упоминание в одном из документов середины XVIII в. на крайнем востоке бывшей мерянской территории «мер(ь)ского стана» («Георгиевская (церковь), что в Мер(ь)ском (стане)») говорит о том, что в то время в этой местности могли еще быть живы последние носители мерянского языка или что, если их уже не было, это исчезновение произошло недавно и память о них была совсем свежа.

По-видимому, поскольку лингвистические факты дают возможность допустить существование и развитие мерянского языка до второй половины XVII в. даже в центральной части бывшей мерянской территории, к тому же как языка целых групп населения, тем более следует считать возможным его существование, причем как языка массового использования, до конца XVII - начала XVIII в. на крайнем востоке былых мерянских земель.

Однако даже здесь он явно клонился к полному упадку.

Ввиду того, что начавшаяся в 30-х годах XVIII в. и продолжавшаяся в 50-е годы и позже большая лексикографическая работа по фиксации всего многообразия языков и диалектов, в частности идиомов Поволжья, уже не отразила мерянского языка, можно быть уверенным, что к 20-м годам этого века он перестал быть языком массового употребления, хотя кое-где и мог сохраниться в качестве языка последних лиц пожилого возраста, которые могли его еще помнить и знать как язык своего детства, когда на нем говорили еще все поколения, и иногда употреблять при встрече с лицами своего возраста, еще его не забывшими.

Однако жизнь этих лиц, а, следовательно, и существование мерянского языка, по-видимому, не перешагнула временного рубежа 1750 или даже 1730 г.

Таким образом, существует определенный промежуток времени, отделяющий период, когда мерянский язык в последних местностях, где он был распространен, еще употреблялся всеми тремя поколениями, от периода, предшествующего его окончательному исчезновению, когда он сохранялся по инерции только среди стариков, представителей самого старшего поколения и, возможно, пассивно был частично знаком их детям, но уже совершенно неизвестен молодежи, их внукам.

Предположить подобную ситуацию в последний период существования мерянского языка можно по аналогии других, известных науке, случаев исчезновения языков, связанных с переходом их носителей на другие языки, в частности на примере полабского языка западных славян в Германии.

В этот период социолингвистическая ценность мерянского языка, очевидно, очень снизилась даже в глазах его носителей, для которых он стал таким же никому не нужным реликтом, как давно вышедшая из моды старинная одежда, устаревшие обряды и прочие культурные особенности подобного характера. Некоторая привязанность к мерянскому языку могла сохраняться только у стариков, которым он мог быть дорог как часть воспоминаний детства и молодости, но передать эту свою привязанность своим детям и внукам они уже не могли, так как те полностью в это время переориентировались на местную русскую культуру и выражавший ее местный русский язык.

Этот переход и переориентация могли происходить тем проще и естественней, что к тому времени местный русский язык и культуру и соответственно мерянский язык и культуру уже не отделяли такие расхождения, как в пору, когда на мерянских землях оседали первые восточнославянские поселенцы.

С одной стороны, в мерянский язык вошли, несомненно, многочисленные заимствования из древнерусского языка, судить о чем можно как на основании непосредственно известных реконструированных данных самого мерянского языка (ср. *koroni (-ms) «хоронить», *mama «мама, мать» (зват. *mamaj])), так и на основании фактов даже таких высокоразвитых финно-угорских языков, как венгерский, финский, эстонский, для которых характерно большое число славянских заимствований.

С другой же стороны, в процессе многовекового взаимодействия местный (древнерусский - русский) язык впитал в себя многочисленные, - материальные и калькированные, - заимствования и включения из мерянского языка.

Это сопровождалось, видимо, также активным «переводом» наиболее распространенных и популярных мерянских сказок, пословиц и поговорок, песен и других фольклорных произведений. Поэтому мерянин, чему способствовало и его двуязычие, переходя со своего первого мерянского на второй местный русский язык, не чувствовал себя в нем как в совершенно чуждой стихии.

Многое в нем и по форме, внешней или внутренней (например, калькированные сказочные формулы или парные слова), и по духу (знакомые фольклорные сюжеты и мотивы) могло напоминать ему мерянскую национально-культурную традицию, только переодетую в платье другого, к тому времени уже хорошо знакомого языка.

Постмерянская эпоха (1730/50 г. - сегодняшнее время)

С 1731/51 г. начинается постмерянская эпоха, длящаяся и в настоящее время.

Если считать, что она связана только с существованием русских постмерянских локо- и социолектов, т.е. диалектов и арго бывшей мерянской территории, включивших в себя пережитки мерянского языка, то завершение ее следует связывать с их полной нивеляцией и повсеместным распространением на данной территории русского литературного языка.

Если же соотнести ее со всей суммой мерянских включений, когда-либо входивших в русский язык, в том числе и вошедших навсегда в русский литературный язык посредством русских постмерянских говоров, то эта эпоха во всяком случае продлится на все время существования русского языка.

Последний взгляд, по-видимому, следует считать более точным, чем первый, поскольку, не говоря уже о том, что в процессе взаимодействия русского литературного языка с местными (постмерянскими) говорами, процессе двустороннем, в русский литературный язык могут еще войти в материальной и калькированной форме диалектные мерянизмы, из литературного языка и русской фольклорной традиции вряд ли выйдут прочно вошедшие туда мерянские по происхождению материальные заимствования и кальки типа (о)колеть или наиболее типичной русской сказочной формулы Жил-был... и т.п.

Навсегда, видимо, останутся на карте Центральной России десятки названий рек, озер, сел и городов мерянского происхождения (таких, как Яхрен, Неро, Кибол, Москва и многие другие).

Мерянский язык, полностью влившись в своих сохранившихся элементах в русский язык, язык-преемник, стал тем самым его неотъемлемой частью. Следовательно, скорее всего, постмерянская эпоха продлится на все время существования русского языка.

Парадоксальность ее заключается, однако, в том, что с течением времени из русских постмерянских говоров все в большей и большей степени выпадают субстратные мерянские включения и параллельно (тем временем как их становится все меньше и меньше в русском языке) все в большей и большей степени усиливается к ним интерес науки.

В связи с последним обстоятельством, наиболее существенным при характеристике постмерянской эпохи, всю ее допустимо разделить на три периода -

1) раннепостмерянский (1731/51 - 1810 гг.),
2) среднепостмерянский (1811 - 1890 гг.),
3) позднепостмерянский (с 1891 г.).

1 - Раннепостмерянский период (1731/51 - 1810 гг.)

Для раннепостмерянского периода характерно сохранение наибольшего количества постмерянских элементов в местных русских говорах, арго и ономастике. Однако в этот период ввиду отсутствия особого интереса как к русскому фольклору, в текстах которого они могли выступать, так и к русской диалектологии они или совершенно не фиксировались, или их записи были настолько эпизодичны, что эти фиксации до нашего времени не дошли (или, возможно, просто не обнаружены).

2 - Среднепостмерянский период (1811 - 1890 гг.)

В среднепостмерянский период возникает интерес к произведениям народной словесности, которые начинают собираться и издаваться, а также к изучению русских говоров. Началом периода следует считать 1811 г., когда с возникновением Общества любителей российской словесности и началом публикации его издания «Труды Общества любителей российской словесности» появляются первые издания диалектных русских, в том числе постмерянских, материалов. Тем самым в распоряжение науки поступает ценный (пост)мерянский, часто совершенно уникальный материал, поскольку позднее записанные и опубликованные тогда лингвистические факты вышли из употребления.

Археологические работы в области мерянских древностей заставляют ученых впервые задуматься над мыслью о реконструкции и исследовании мерянского языка по его сохранившимся остаткам.

В связи с этим, например, историк Д.Корсаков в своей книге «Меря и Ростовское княжество: Очерк из истории Ростово-Суздальской земли» (Казань, 1872) намечает краткую, но содержательную программу реконструкции мерянского языка, в которой правильно определены основные пути необходимого при этом научного поиска49.

«Главная особенность теперешнего населения губерний Ярославской, Костромской и Владимирской заключается в особом свойстве говора... нет никакого сомнения в том, что в оттенках говора великорусов вышеназванных губерний роль Мери далеко немаловажна и что при тщательном изучении наших областных наречий представится со временем возможность, быть может, вполне восстановить забытый, но не пропавший язык Мери. Остатки этого языка, кроме того, могут находиться в местных названиях урочищ и поселений... Язык есть главнейшее и самое определенное выражение народности, и более точное изучение языков мордовского и черемисского и сравнительное изучение финских наречий вообще несомненно приведут к любопытным выводам относительно языка Мери» (Корсаков, с. 15-16, 36).

Однако намеченная программа научного исследования мерянского языка по его сохранившимся остаткам в этот период не была не только осуществлена, но даже и начата.

Это стало уделом следующего, поз днепостмерянского периода, начало которого ознаменовано появлением первой научной работы, посвященной специально исследованию мерянского языка.

Это был труд Т.Семенова «К вопросу о родстве и связи мери с черемисами», опубликованный в «Трудах VII археологического съезда в Ярославле 1887» (М., 1891, т. 2, с. 228-258). Здесь на основании анализа 403 местных, предположительно мерянских, названий в сопоставлении с их марийскими (черемисскими) соответствиями впервые было высказано мнение по поводу этимологии целого ряда мерянских по происхождению названий. Не¬смотря на то, что в работе Т.Семенова высказан устаревший в настоящее время взгляд, согласно которому мерянский язык якобы особенно близок к марийскому, взгляд, опровергаемый позднейшими исследованиями, работа имеет ценность как пер¬вая попытка осмыслить лексический мате¬риал мерянского языка. Часть приведенных в ней этимологий вполне научно доказательна и поэтому до сих пор не утратила своего значения.

3 - Позднепостмерянский период (с 1891 г.)

С появления работы Т.Семенова в 1891 г. датируется начало научного исследования мерянского языка и, тем самым, начало позднепостмерянского периода. В дальнейшем успехи финно-угроведения, с одной стороны, и русской диалектологии, с другой, позволили с еще большим успехом продолжить начатую им работу, которая получила свое развитие в появившихся позже работах М.Фасмера, П.Равилы, А.И.Попова, О.В.Вострикова, С.Г.Халипова, О.Б.Ткаченко. Работа по реконструкции и исследованию мерянского языка нуждается в еще большем внимании к себе и ее интенсификации, что, помимо всего прочего, вызывается усилившимся процессом нивеляции русских народных говоров, вместе с которыми исчезают и постмерянские элементы.

Задача реконструктивного исследования мерянского языка и мерянских древностей в целом, имеющая важное значение для воссоздания истории Центральной России до прихода туда восточных славян, для возможно полного воссоздания мерянского языка, ценного самого по себе, для финно-угроведения, русистики, славистики, теории субстрата, как одна из важных комплексных задач должна быть решена объединенными усилиями ученых, представляющих все гуманитарные науки. Ведущая роль при ее решении должна принадлежать языковедам.

Источник: О.Б. Ткаченко. Исследования по мерянскому языку. Кострома, Инфопресс, 2007 год

Орест Борисович Ткаченко. (*1925) — советский украинский лингвист, социолингвист, член-корреспондент АН УССР, НАН Украины, академик.

Академик РАН СССР В.Н.Топоров. Из отзыва о научной деятельности О.Б.Ткаченко, 1990 г.

"Характерными особенностями О.Б.Ткаченко как исследователя нужно считать его широкий научный диапазон, в котором очень целесообразно были расставлены объекты и сферы исследования (украинский, русский, славянские языки, индоевропейские, финноугорские), редкую трудоспособность и добросовестность, глубокую эрудицию и мастерское владение конкретными приёмами лингвистического анализа, органическое (без всякого форсирования) сочетание высокой теории и интереса и уменя работать с эмпирическим материалом, устремленность на решение научных проблем, остающихся до сих пор неясными.

Я бы особо выделил свойственный О.Б.Ткаченко дар "эвристичности" и "инвективности". Эти качества блистательно продемонстрированы им в его работах, посвященных важнейшей проблеме реконструкции мерянского языка, одновременно отвечающей на многие вопросы и финно-угорского языкознания, и русской исторической диалектологии, и этно-лингвистической истории этого, во многом "тёмного" ареала России, и верификации, предложенной автором весьма тонкой, изобретательной и остроумной процедуры поиска. Уже при своём появлении (ср. особенно "Мерянский язык", 1985) эти работы стали классическими.

Более того, составляя основу наших знаний о мерянском языке, они долго еще будут и стимулом к продолжению исследований в этой области. Появление таких работ - большое событие в языкознании, но и далеко за его пределами. Эти исследования должны быть продолжены: исследователю есть что сказать и помимо уже сказанного, и дальнейший успех работы зависит только от тех условий, в которых она будет протекать."