Merjamaa представляет своим читателям интервью портала "Россия 4D" с петербуржцем Вячеславом Мизиным, исследователем культовых камней Ингерманландии и Севера, автором нескольких книг, фильмов и фотовыставок.
— В своих исследованиях Вы часто употребляете термин «культовые камни». С недавних пор, с лёгкой руки одного из наших авторов, у нас в редакции прижился термин «историко-культурные камни». Насколько, на Ваш взгляд, оправдана такая замена или обобщение?
— Это не столько замена, сколько параллельные понятия. На самом деле понятие «культовый камень» достаточно условное, поскольку со многими называемыми так камнями не связано никаких свидетельств культа и ритуалов. Чаще всего это касается камней-следовиков, углубления на которых просто считают следками, без каких-либо дополнительных фольклорных упоминаний или следов культового отношения. Можно сказать, что категория «историко-культурные камни» более всеобъемлюща и включает в себя, в том числе, и «культовые камни», но среди них и камни с которыми мог быть связан бытовой или исторический фольклор. Например, валуны, на которых обедал Петр I, Наполеон или еще какой-либо исторический деятель.
При деревнях часто были приметные камни, которые просто являлись точками сбора молодежи на посиделки или праздники, были камни, связанные в локальном фольклоре с какими-либо местными событиями и локальными суевериями… Все подобные объекты тоже представляют ценность как элементы культурного ландшафта, хранящие тот или иной аспект исторической памяти места, но культовыми не являются, однако именно к ним вполне применима формулировка «историко-культурные камни». Так что как обобщение это вполне приемлемо.
— Когда говорят о камнях, то обычно связывают такие объекты с язычеством. Но в своих работах Вы подчёркиваете их роль и для других религий, в том числе и христианства. Расскажите подробней об этом.
— То, что камни почитались в дохристианские времена — не подлежит сомнению. Но приписывать особое отношение к природным объектам, камням, родникам, рощам, исключительно к язычеству будет неверным. Картина гораздо сложнее и интереснее. Если смотреть объективно, то язычество и христианство, как мировоззренческие системы, вообще говоря — о разном. Весь комплекс языческих представлений регулирует и упорядочивает взаимодействие человека и природы и присущ сельскому населению, христианство полностью направлено на социальную сферу. Противопоставлять два этих подхода могут только фанатики с той или другой стороны.
Приход христианства у нас был обусловлен не чьим-то злым умыслом, как порой считают недалекие адепты неоязычества, а эволюцией общества, переходом от сельских поселений к городам, от племенных образований к государству, то есть к тем социальным конструкциям, в которых старые мировоззренческие представления уже не отвечали новым жизненным реалиям. Возникала лакуна по части мировоззренческой идеологии, которая могла бы упорядочить взаимодействие людей внутри социума, а не с силами природы, от которых человек становился уже менее зависимым.
При этом, когда христианство распространялось в сельскую среду, где актуальней оставалось взаимодействие именно с природными силами, то оно естественно обретало черты старых языческих верований, поскольку для крестьянина в его ежедневной жизни актуальней образы Ильи Пророка на небе, Параскевы Пятницы у воды, чем богословские труды Иоанна Златоуста или Исаака Сирина. Этот процесс актуален не только для эпохи средневековой Руси, но и для более поздних реалий распространения христианства, например в Сибири и Америке, где среди местного населения образы Богородицы и христианских святых зачастую становились в один ряд с местными божками, дополняя тот или иной локальный пантеон. Подобное можно наблюдать и с буддизмом в центральной Азии — Тибете, Монголии. Есть даже такой термин «народный буддизм», аналогичный «народному православию». Это идентичный в обоих случаях алгоритм.
Особое отношение к природным объектам, тем же камням, в первую очередь, не признак язычества, а неотъемлемое свойство человеческой природы, стремящейся упорядочить мир вокруг себя, сделать его более понятным и предсказуемым в той его части, с которой человек соприкасается.
В 2016 году у почитаемого источника у с.Рождествено (Ленинградская область) было возведено нечто типа купальни-часовни. Замысел автора понятен, но воплощение скорее является примером того, как не надо подобное делать. Футуристическое зеркальное покрытие, более соответствующее каким-нибудь бизнес-центрам, скорее противостоит, чем дополняет природный визуальный фон места. Сама идея обустройства купальни с родниковой водой в реке с торфяной водой выглядит также странно. При подобных обустройствах священных мест во главу углу следует ставить сохранение и дополнение исходного природного ландшафта, но никак не противопоставление ему. (фото: В. Мизин, 16.10.2016)
— По «культовым камням» и объектам, связанным с ними, опубликовано огромное количество работ. Предпринимались ли какие-то попытки систематизации явления? Какие, на Ваш взгляд, усилия должны были быть предприняты в этом направлении?
— Это сложный вопрос. Подобные попытки предпринимались, но в основном они были направлены на ту или иную локальную область, регион или тип объектов. Были попытки обобщить сведения, например, о камнях-следовиках и в мировом масштабе, это работы Максимилиана Баруха 1907 года и Джанет Борд 2004 года. Мне представляется, что локальные систематизации будут отражать лишь местную специфику того или иного региона и могут сильно отличаться от соседних. При этом для более глобальных выводов на данный момент, например в России, явно не хватает данных по ряду регионов, то есть, сейчас мы имеет скорее такое информационное лоскутное одеяло, в котором есть как и вполне изученные места, так и «белые пятна». Скорее всего, начинать эту работу необходимо с самого начала — то есть со сбора сведений на местах.
— Как Вы сами пришли к изучению этих объектов? Расскажите нашим читателям подробнее об этапах понимания явления. Ведь комплекс, связанный с культовым камнем, самим камнем не ограничивается?
— Интерес к камням возник из общего интереса к краеведению в 1999–2000 гг. Этапы понимания были связаны с одним важным моментом — поступлением информации, которое обусловлено в свою очередь двумя вещами — сторонними источниками и личными наблюдениями. Первым можно назвать этап накопления информации из доступных письменных источников, это было примерно до 2003 года. Следующий этап был обусловлен уже личным опытом изучения «сейдов» Кольского полуострова в 2004 году, что дало определённые наработки в оценке внешних особенностей камней, их взаимосвязи с окружающим ландшафтом.
Тогда же стал насущным вопрос о недостаточности сугубо письменного освещения феномена культовых камней, и возникла идея реализовать тему также в виде фотовыставки «Почитаемые камни и культурный ландшафт Ленинградской области», запущенной с 2006 года и фильма «Дорогами духов», работа над которым заняла период с 2007 по 2009 год. Эти проекты, в процессе работы над ними, дали определенное представление о визуальном образе и динамике сакральных мест, что позволило воспринять их особенности в том спектре, который обычно остается за рамками печатного слова.
Далее можно выделить период с 2008 года, когда под влиянием прочитанной книги известного английского исследователя Пола Деверо, изданной в России под пафосным названием «Древние святилища и великие мистерии прошлого» (оригинальное название «Earth Memory»), на мой взгляд, во многом недооценённой работы, сформировался именно тот подход, который сейчас можно назвать контекстным анализом. На это же формирование также оказали влияние некоторые совместные поездки с В.Н. Сочевановым, известным специалистом по биолокации, и А. Асташенко (известным также как Архимед): удивительным человеком, многие годы изучающим подземелья Ленинградской области и выработавшим свою мировоззренческую схему их восприятия.
В тот же период существенную помощь оказала Дарья Курдюкова, многое из созданного в 2010–2013 гг., сделано при её активном содействии. Большим вкладом в понимание является общение и обмен мнениями с зарубежными коллегами, например ознакомление с наработками зарубежных исследователей каменных лабиринтов позволило обоснованно пересмотреть многие моменты, связанные с каменными лабиринтами на Русском Севере, и выдвинуть новые гипотезы об их датировке, назначении и топонимике.
Один из новых, ранее неизвестных чашечных камней у д. Ольховка, чашки выявлены под слоем земли, при очистке поверхности камня в апреле 2016 года. Чашечные углубления отмечены мелом. (фото: В. Мизин, 22.04.2016)
На нынешнем этапе представляют интерес такие направления, как выявление культовых камней Ингерманландии, упоминаемых в разных источниках начала XX века, современное состояние которых неизвестно; работа с такими нестандартными источниками информации о состоянии культовых мест Ленинградской области, как шведские карты 17 века и немецкая аэрофотосъемка времен Второй Мировой Войны; взаимосвязи природных сакральных мест и православных монастырей. С 2015 года ведётся работа по составлению каталога сведений о сакральных, и близких к ним по значению, местах и объектах, на данный момент систематизированы упоминания о 391 месте или объекте в Ленинградской области.
Несмотря на то, что эта работа еще не закончена, на основании уже систематизированных сведений сделан обзор сведений по почитаемым рощам и деревьям, что подчеркивает перспективность и этого направления. Не менее интересным аспектом также является сбор информации по неофициальной археологии сакральных мест, темы полностью находящейся в тени, но, тем не менее, существующей. Исследовательский интерес сейчас больше направлен на малоизученные и почти неизвестные направления и объекты.
Если суммировать, то на понимание феномена сакральных мест на разных этапах влияли разные моменты — прочитанные книги и личные наблюдения, общение с интересными людьми и реализация параллельных творческих проектов. Ну а в целом нужно просто «чувствовать» тему, не бояться ошибок, и, как говаривал один умный человек, «главное вовремя задать вопрос — а не дурак ли я?»
— У Вас есть коллектив единомышленников, исследовательская группа или какое-то сообщество?
— Нет, как такового какого-либо объединения нет, но тем не менее, те результаты, которых удалось достичь, конечно, не являются сугубо моими личными достижениями, поскольку мне помогает достаточно большое количество людей: это и друзья, и учёные, и краеведы, и информанты на местах. Без их помощи и содействия, думаю, мало чего удалось бы исследовать в должной мере. Например, в той же Ольховке, весной 2016 года, в поиске новых культовых камней участвовало более 10 человек. В современных российских реалиях подобная мобильная схема, можно сказать спонтанной целевой самоорганизации, на мой субъективный взгляд, более эффективна, чем создание какого-либо формального или неформального сообщества, поскольку под ту или иную тему формируется группа именно заинтересованных в ней лиц, что является залогом более высокого КПД.
На верхней береговой террасе озера Суходольского (Ленинградская область, Карельский перешеек), возле д.Ольховка, находится крупнейшее в европейской части России скопление камней чашечников, но несмотря на это в 2016 году здесь начаты масштабные земляные работы по обустройству будущего коттеджного поселка. Данное святилище является еще не до конца исследованным, так в ходе двух экспедиций, проведенных группами энтузиастов в 2012 и 2016 годах, было выявлено соответственно 4 и 3 ранее неизвестных чашечных камня. (фото: В. Мизин, 22.04.2016)
— К какой исследовательской школе или направлению можно отнести Ваши исследования?
— Если судить по внешним признакам — истокам в краеведении, акценте на культовых камнях, сбору и обобщению сведений о них, популяризации данной темы, то наверно можно отнести к направлению, начатому российскими исследователями культовых камней С.Н. Ильиным и И.Д. Маланиным. Если говорить в более широком смысле, то задействованные мной подходы во многом основаны на идеях П. Деверо, естественно с поправкой на наши реалии.
— Исследование культовых камней — это больше бумажная рутина или приключения в поле? Чего больше?
— Не рутина точно. Специфика темы диктует свои условия, а сакральные места — это грань нашего привычного мира и иного, на этой грани можно ожидать любой неожиданности. Всякое случалось: неожиданные встречи с интересными людьми на местах, наблюдения странных явлений. Были и забавные моменты, например в 2005 и 2007 ориентируясь на информацию из разных деревень дважды «открыл» один и тот же камень. Бывал и экстрим, например попадание в шторм в Бьеркезунде в 2007, столкновение с медведем в Мончетундрах в 2004 или задержание пограничниками в Гимолах в 2003 и пр. Надолго запоминаются природные красоты таких мест как Гогланд, Сейдозеро, Исландия, Нуорунен, Ладога, Кирхгоф, Вуокса… Скучным занятием исследование сакральных мест точно не назовёшь. Подготовку публикаций тоже нельзя назвать рутиной, это скорее творческая работа, осмысление идей, воплощение их из мира мыслей в письменную форму. В этом тоже есть свой, интеллектуальный драйв.
— С какими проблемами сталкивается исследователь, начинающий изучение этих объектов «в комплексе»?
— Проблемы можно разделить на две категории. Во-первых, это проблемы методического характера, то есть выбор наиболее информативных методик исследования. Это важный вопрос, так как от выбранной точки зрения во многом зависит не только КПД исследования, но и конечный результат. В данном случае я бы допустил необходимость того, что можно назвать комплексным подходом, то есть исследование объекта (темы) с учетом максимально возможного количества направлений. Информацию можно статистически обработать и условно разделить на несколько секторов, например: имеем некоторое количество культовых камней, из них этнографические сведения есть у 80%, данные археологических раскопок у 5%, составлены схемы и изучена ландшафтная привязка у 40%, биолокационная съемка проведена у 10% и т.д. По каждому направлению делаются обобщающие выводы, показывающие типичность, например, мифологических сюжетов связанных с камнями, археологических находок, привязки камней к характерным особенностям ландшафта…
Подобный расклад позволяет выделить наиболее информативные подходы на основании обработки статистики. Финальным критерием эффективности будет являться информативность. Однако в целом выбор методик вероятно должен быть обусловлен спецификой региона исследования. По своему опыту отмечу, что подходы применимые и вполне информативные в Ленинградской области, не будут таковыми на Кольском полуострове, как и наоборот. Многое тут зависит от специфики местности, в том числе природных особенностей.
Вторым проблемным моментом являются критерии определения «культовости». Довольно часто при опросе старожилов какой-либо деревни можно зафиксировать отрывочные сведения о каком-либо камне со следком, углублением или просто «значимом в древности камне». На этом вводные данные исчерпываются. Далее возникает закономерный вопрос: можно ли назвать такой объект «культовым камнем»? Сейчас многие исследователи, и я в том числе, такие объекты автоматически рассматривают как культовые, даже без свидетельств «культа». Однако здесь возникают закономерные вопросы об обоснованности такого решения. Да, сведения о таких камнях тоже необходимо собирать и учитывать, но, на мой взгляд, оценивать такие объекты необходимо в сравнении с аналогичными из ближайших регионов, где с такими же камнями мог быть связан «культ».
Этот подход позволяет сделать два вывода. Во-первых, при наличии дополнительных косвенных признаков, например аналогичного известному культовому камню ландшафтного окружения, можно обосновать, что упоминаемый объект мог являться культовым, но культ был давно забыт. Во-вторых, объект может являться просто «проекцией» более известного культового камня в локальный деревенский ландшафт, привнесенной например паломниками, выделившими в известной и родной им местности камень, обладающий внешними признаками (следок, углубление) популярной святыни. Признаки второго подхода можно отметить в Ленинградской области на примере возможной проекции почитаемого камня у д. Ильеши на аналогичные объекты у д. Каложицы (культ фиксируется, аналогична структура места, тип камня, сюжет), д. Гарколово (следов культа нет, аналогичен топоним, тип камня).
Одно из ранее почитаемых мест состоящих из дерева (в данном случае двухствольной березы), камня и родника. Сейчас культ этого уже давно забыт, хотя сам камень числится с реестре Геологических памятников Ленинградской области и вместе с частью берега является охраняемым объектом. Снимок сделан утром на излёте зимы. Сложно не согласится с мнением известного английского исследователя сакральных мест Пола Деверо, что наиболее полно понять сакральные места, можно посещая их в разное время года и суток, ведь в разное время они воспринимаются и видятся человеком по-разному. (фото: В. Мизин, 04.03.2016)
— «Сакральная география» — что это такое? Как её предмет соотносится с тем, что изучаете Вы?
— Мне наиболее близко самое примитивное определение: сакральная география это, прежде всего специфика распространения сакральных объектов. Географическое рассмотрение распространения и взаимного расположения сакральных мест является одним из подходов, позволяющих порой выявить интересные закономерности. В плане географии эти закономерности в основном соответствуют культурным или природным особенностям местности и привязки к ним тех или иных типов культовых объектов. Довольно часто культовые камни привязываются по карте к воде, в некоторых случаях имеется привязка культовых и фольклорных объектов к тектоническим разломам. Но кроме природных факторов могут играть роль и антропогенные; так поминальные камни в некоторых районах Ленинградской области располагаются при дорогах между деревнями и кладбищами. В целом географический аспект можно назвать существенным в плане понимания феномена сакральных мест.
— Расскажите подробней о методах исследования этих объектов и явлений. Какое место здесь занимают классические (исторические, этнографические, археологические, естественнонаучные) методы? Насколько оправданы и полезны «неклассические» методы исследования?
— К классическим методам можно отнести всего два — этнографию и археологию. При этом наиболее информативны будут этнографические сведения, поскольку например в Ленинградской области археологические раскопки проводились всего у трех камней (в 1979–1980 гг.), из примерно 150 известных. При этом археологи у нас сами говорят о неэффективности проведения раскопок у камней, поскольку находки неинформативны и позднего времени. Таким образом, на данный момент археология в основном позволяет уточнить скорее исторический контекст расположения того или иного камня, но не его специфику. Исторические сведения о культовых камнях также ограничены небольшим количеством источников, содержащим краткие описания. Из прочих подходов можно назвать попытки инструментальных наблюдений в надежде выявить нехарактерные акустические, магнитные, радиационные и прочие нехарактерные особенности того или иного камня. Но на данный момент у нас, мне не попадалось ни одного отчета о таких работах, которые бы позволили уточнить общую объективную специфику исследуемых объектов. На мой субъективный взгляд эти подходы еще во многом сырые и неотработанные. Так, измерять акустические характеристики имеет смысл в первую очередь там, где есть фольклорные свидетельства об необычных акустических свойствах места — звучащих камнях, особом эхо и прочем.
Проецировать этот подход сразу на все культовые камни слишком самонадеянно и неоправданно. Тоже самое можно сказать и про другие подобные подходы. В целом же применение дополнительных подобных методов в первую очередь может представлять интерес на местах, с которыми в фольклоре связываются устойчивые свидетельства о чудесах, исцелениях, явлениях. Вполне возможно, что за всем этим могут стоять неизученные явления природы — магнитные, радиационные и иные отклонения от фона и пр. Следует сказать, что у инструментальных методов есть один большой минус: для составления объективной картины необходимо проводить длительные наблюдения, собирать статистику. Однако все известные мне приверженцы этого подхода обычно выезжают раз-два на объект и на основании пары измерений делают выводы, совершенно не учитывая того, что эти данные могут меняться в зависимости от множества природных факторов, времени суток, года и т.д. Тоже самое можно сказать про биолокацию. Прежде чем использовать эти методы, нужно отработать методику не только самих измерений, а измерений относительного данного конкретного места, то есть определиться с целями и задачами. Сейчас у нас зачастую такие «исследования» формулируются по принципу «у нас есть магнитометр, давайте что-нибудь измерим».
В основании используемой мной методики, которую можно назвать контекстным анализом, лежит рассмотрение объекта исследования в разных контекстах — фольклорном, природном, историческом, географическом и т.д., среди которых особое место также занимают оценка ландшафтных особенностей и сравнение с аналогами. Основной мотив подобного подхода состоит в том, что образ сакрального места формируется не только им самим, но и его контекстом, например природным, фольклорным, в рамках которого обретает цельность. Поэтому представляет наибольший интерес изучение не столько самого объекта (что, конечно же, тоже полезно), сколько той разноплановой среды, в которой он существует в качестве сакрального. Более детально этот подход рассмотрен в статье «К вопросу о классификации и признаках культовых камней» которая есть в том числе в Интернете (http://www.ufo-com.net/publications/art-8727-klassificacia-kultovih-kamnei.html).
Один из двух больших каменных лабиринтов на острове Большой Заяцкий (Белое море). В настоящее время, когда в отечественной науке пересматриваются точки зрения на каменные лабиринты Русского Севера, именно вокруг этих двух лабиринтов, выделяющихся размерами и особенностями конструкции от прочих, вероятно, будут наиболее острые дискуссии. (фото: В. Мизин, 09.09.2016. Фото сделано в ходе экскурсии, проведенной археологом А.Я. Мартыновым в рамках конференции «Археология сакральных мест России», состоявшейся на Соловках 7-11 сентября 2016 г.)
— С «неклассическими» методами прямо связаны «неклассические» или необъяснимые классической наукой явления. Насколько доказаны и документированы такие феномены, связанные с предметом Вашего изучения?
— На данный момент сложно говорить о доказанности и документированности, так как непонятно, что считать документированностью — наличие видеозаписи «чуда», заключение независимых экспертов? В основном все «чудесные» явления по большей части воспринимаются субъективно человеком, то есть я пока не встречал фото, видео, аудио свидетельств чудесных проявлений на сакральных местах, хотя порой мы и сталкивались с некоторыми странностями. Если говорить о конкретике в плане исследований, то представляет интерес проверка целебных свойств некоторых упоминаемых в фольклоре культовых камней и священных родников.
Подобные случаи не редкость и сейчас, но они, насколько мне известно, не фиксируются и не изучаются медиками. Было бы крайне интересно, если бы работу по проверке возможного целебного воздействия отдельных упоминаемых в фольклоре камней и родников провели и задокументировали врачи.
На Ижорской возвышенности (Ленинградская область), вероятно, еще со времен раскопок Н.К. Рериха, впервые упомянувшего о чём-то подобном, бытуют легенды о странных каменных конструкциях, якобы расположенных в глухих лесах. Часто их описывают не то как каменные кучи, не то как каменные круги. Осенью 2016 года один из таких странных объектов был осмотрен. На фото - фрагмент каменного круга в лесу недалеко от п.Котлы. Сохранившееся полукружие состоит из 8 камней и имеет диаметр примерно 6.5м. Поскольку часть камней вросла в землю, вблизи есть следы вырубки, а также произрастает дерево возрастом под 200 лет, эти камни сложно однозначно отнести к следам недавней расчистки бывших полей. То, что это искусственное сооружение, практически нет сомнений, но когда оно сделано и для чего? На эти вопросы пока нет однозначных ответов. (фото Екатерины Бредис, 22.10.2016)
— Насколько в таких исследованиях была бы полезна картография? Знаете ли Вы примеры таких применений?
— Подробные карты XVII–XIX вв. представляют интерес и могут являться вполне информативным источником. На некоторых картах отмечались камни, в том числе и почитаемые. В других случаях отмечались часовни, возле которых были почитаемые родники и камни. Эти отметки в отдельных случаях вполне позволяют провести датировку некоторых локально почитаемых святынь, например, узнать в каком году у ныне забытого почитаемого источника уже была часовня, что является явным указанием на культ. Они показывают и то, что отдельные культовые камни являлись значимыми для местности ориентирами, ввиду чего по ним нередко проводилось межевание, иногда отмечались и названия камней и даже, как, например, на шведских картах Ингерманландии XVII в., прорисовывались сами камни и рукотворные знаки на них. В качестве примера можно также упомянуть, что наиболее ранние рисунки и фотографии культовых камней на северо-западе относятся к концу XIX века, то есть изображения подобных объектов на шведских картах древнее на 200–250 лет. По существу, эти карты являются первыми письменными источниками и первыми изображениями таких валунов. В этом направлении мы с коллегами сейчас как раз проводим определённые работы.
Но даже если абстрагироваться от собственно изучаемых сакральных объектов, то старинные карты позволяют увидеть сам, зачастую уже утраченный, географический контекст таких мест: расположение деревень, дорожную и речную сеть, топонимику. По моему мнению, изучение старинных карт является существенным подспорьем в исследовании того или иного сакрального места.
На шведской карте, датируемой серединой 17 века, изображен камень Sadelsten (рус. «Седельный камень») на острове Ретусаари (совр. Котлин). В настоящее время остров входит в городскую черту Санкт Петербурга, камень не сохранился. В 17 в. камень отмечен как межевой, разделяющий границы между Выборгским и Нотебургским ленами (областями). Интересно заметить, что камень прорисован довольно детально – на нём можно увидеть высеченный крест (межевой знак), также рисунком подчеркивается седлообразная верхняя часть камня, давшая ему название. Несмотря на то, что сам камень давно уничтожен и нет никаких упоминаний о его культе, его использование в качестве межевого указывает на то что он был приметным элементом островного ландшафта. Характерные особенности формы и топоним позволяют сравнить его с другими известными в регионе седельными камнями, например у д.Куркийоки в Северном Приладожье (Карелия) и у д.Луизино в Ленинградской области. Исходя из этого, вполне можно допустить, что с этим приметным камнем также могли быть связаны какие-либо местные суеверия и легенды.
— Обобщая всё сказанное: какие перспективы в исследовании этих объектов Вы видите? Если расширять или обобщать географию исследований, что нужно было бы сделать в первую очередь? Может быть, необходима специальная, постоянно действующая экспедиция? Или некий постоянный семинар, школа или регулярная конференция?
— В первую очередь представляется актуальным скорее создание информационной среды, в рамках которой подобные исследования будут не просто деятельностью энтузиастов и отдельных специалистов, исследующих какие-то малопонятные памятники прошлого, а частью нового, скорее даже экологического подхода к Земле, месту человека на ней в прошлом и настоящем. Ведь еще сто лет назад природные сакральные места в рамках народного православия были не просто памятниками, я неотъемлемыми и актуальными атрибутами народной жизни, частью мировоззрения. К ним обращались в случае бед и болезней, им жертвовали в случае помощи, их посещали по праздникам, они являлись своеобразными связующими звеньями между повседневной реальностью и сакральным.
Существовала определенная понятная среда, в которой они существовали и были востребованы. Сейчас подобные объекты воспринимаются чаще всего как своеобразные памятники прошлого, не более, так как занимаемая ими в человеческом мировоззрении ранее ниша сейчас пустует. Именно новое, на современном этапе, осмысление феномена сакральных мест может помочь современному человеку упорядочить свои взаимоотношения с окружающей средой.
Насчет экспедиции не знаю, не могу представить себе подобную структуру, а что касается проведения специализированной ежегодной всероссийской конференции или семинара, издания ежегодника, то наверно, при должном уровне организации, это было бы актуально.
— Какие технические средства могли бы помочь в систематизации знаний по этой теме? Может быть, некий интернет-ресурс или специализированный журнал? Как Вы это видите?
— Все это было бы неплохо, и интернет-ресурс, и специализированный журнал… Такие проекты конечно были бы полезны в плане осмысления информации из разных регионов и возможной координации. Но к сожалению единственная адекватная попытка что-то сделать в этом направлении, я имею ввиду сайт «Мегалит.ру» и альманах «Мегалит-кафе» почили в бозе лет 13 назад. Сложно сказать, каким бы я видел подобный проект сейчас. Сейчас в данном направлении Россия является очень отсталой страной и нам еще многому нужно поучиться у более развитых соседей. В первую очередь я имею ввиду прибалтийские страны.
В качестве примеров можно привести тесно связанные с наукой латвийские общественные организации «Фонд природного наследия», «Латвийский центр петроглифов» и эстонские «Союз общин эстонской коренной религии», «Центр природных священных мест» при университете в Тарту, «Фонд "Дом священных рощ"». У нас сейчас общественные группы, занимающихся в том числе и исследованиями сакральных мест зачастую либо локально ограничены краеведческими рамками, либо исповедуют какое-нибудь дремучее родноверие, ищут очередную «гиперборею» в стиле националистических идей Германии 1930-х годов, или вообще мешают все в кучу, вплоть до эзотерики.
Источник: "Россия 4D" |