Четверг, 14.11.2024, 19:59 | Вы вошли как Гость | Группа "Гости"Приветствую Вас Гость

Главная » 2012 » Апрель » 12 » Šoda-bol. Мерянские места, воспетые Н. А. Некрасовым.
09:09
Šoda-bol. Мерянские места, воспетые Н. А. Некрасовым.

Деревня Шода. Алёхин Андрей Петрович. Холст, масло.

Šoda (Название Шода возможно от шо/шу - весенняя вода.) – деревня по берегу реки Мезы, притока реки Костромы, стоящая на земле Мерьского стана 15-17 веков. Шода чувствует себя в мерянских деревнях избранной деревней, не то, что все: «У нас Некрасов жил». И по всей деревне, от первой до последней избы, разлито это удовольствие ощущения исключительности. Жители – единоверцы, держатели, хранители Старого Обряда. Не ждалось, что позволяют себе так принимать освежающее, поновляющее жизнь как изящная литература, писатели. Мерянский старовер – строгий, не улыбающийся, всегда в чину, в строгом благолепии, чурающийся мирских никонианских человеков.



Оказалось – легкие, открытыми глазами смотрящие люди, нисколько из них нет того «исподлобья», коим так страдают дичающиеся люди глухих, самих в себе замкнувшихся углов.

Священник Леонид Парийский писал 1916 году в «Поволжском вестнике» -

Вот Иван Гаврилович, с отцом Николай Алексеевич охотился. Иван Гаврилович на реке, тянет из проруби какую-то рыболовную снасть. – Иван Гаврилович, хотелось бы с вами поговорить. – Пожалуйте ко мне. Иван Гаврилович – старик, невысокого роста, крепкого сложения, с красноватыми прожилками на щеках. Хотелось бы видеть в нем сына того высокого, длинноватого ростом, верзилистого сложения охотника, что имел счастье быть подручным Н. А. Некрасова на охоте.

Неужели и отец Ивана Гавриловича был его же комплекции – так это сводит все на заурядность... Домик в три окна с белеющими наличниками; домик разваливается, необходимо, не откладывая, сфотографировать. Вот в этом самом дому и был у нас Николай Алексеевич. Сановито ли, барственно входил он в эту лесенку, в крыльцо или взмахивал через приступки балующимися, подравнивающимися с крестьянами барчонком? – В горенке, в сельнике у него и кровать была.

Изба обыкновенная, крестьянская, только по-староверски чистенькая. Маляница, пиво... Гостем оказался. Так это смягчает допрос, расспрашивание. В Иване Гавриловиче и в его старушке видна захваченность в их рассказываньи о Николае Алексеевиче. Многие у них бывали. В шкафу для чайной посуды стенки оклеены листком из журнала «Искра» с портретами писателей, в числе их и Николай Алексеевич.


Деревня Шода. Алёхин Андрей Петрович. Холст, масло.

– Как Николай Алексеевич у вас был? Уже таким облыселым был? – Да, да. – Где же ему помнить, – вступается старушка, – невелик он был. – 8 лет мне было, помню все-таки... Бывало, выглядываем на них из- за уголка, украдкой, как они собираются. – У него постарше брат есть, рядом избы-то... Тот поболе тогда был, поболе помнит.

– Вот на часы, большие-то, куплены на Николая Алексеевича деньги. «На, – говорит, – Гаврило, купи себе часы, у тебя часов нет». Дал 5 целковых, тятинька и купил. Иван Гаврилович толкнул маятник – часы нейдут. – Как познакомились Ваш отец с Николаем Алексеевичем? – Как, как... В Костроме. Тятинька весь город дичью кормил, набьет целую телегу и везет.

Дичи было видимо-невидимо, охотников наперечет (ружей-то не было), тятинька сам и ружья делал, слесарничал. Попроще дичь на базар сдавал, а красную, вишь, губернатору поставлял. Николай Алексеевич как наезжал в Кострому – останавливался в номерах, вот где теперь окружной суд. На охоту Николай Алексеевич на 3-х тройках ездил: одна для него, другая – для всякой обснарядки для охоты; у него на жалованьи жил Кузьма-охотник, коломенский он был, здоровенный такой, только из-за охоты нарочно его и держал, – так на этой тройке – Кузьма, на третьей – кухня. Богатый был барин. Николай Алексеевич приехал в Кострому, и посылает Кузьму: поди, говорит, поищи охотника здешнего, чтобы нам места показал.

Кузьма и пошел. Тятинька-то, это, на базаре дичь сдал, а дупелей нанизал на веревочку и несет, вишь, губернатору; идет у собора, вдруг сзади по плечу его хлоп, так, чу, он и обмер. А это Кузьма. – Ты что, спрашивает, охотник? – Охотник? – Тебя-то и надо, пойдем, барин тебя требует. И пошли. Приходят в номера, в окружной суд, Николай Алексеевич – к себе тятиньку, все расспросил. – Ну, говорит, Кузьма, налейте ему двусоставную...

Пей, говорит тятиньке. Тятинька выпил, дух заняло – наикрепчайшая водка. – Теперь, говорит, неси дичь губернатору, дичь оставь – деньги я заплачу. Тятинька и не вышел, так тут у них, в каморке, и уснул – сшибло с крепкой водки. Потом дичь губернатору отнес. – Скажите его высокобродию, что Гаврило-охотник дичь принес, а денег не спрашивает. И ушел. Так и познакомился тятинька с Николаем Алексеевичем.

Николай Алексеевич сутки по трое жил у нас – охотились все тут вон, в низине, Ляды называется; дупелей там погибель было, куницы водились. Как приедет, бывало, – вся деревня возле него, всех деньгами заградит. Братец у тятеньки – Семен Яковлевич – еще и сейчас жив, так тетенька-то Дарья только охапочку сенца подбросила лошадке Николая Алексеевича – сейчас трешницу вынул. Тятиньке рублей по 70 давал за трои-то сутки.


Деревня Шода. Алёхин Андрей Петрович. Холст, масло.

Маменьку за стряпню все хвалил: «Ах, Маремьянушка, до чего ты щи варить мастерица!» И ее наградит. Тятиньку с собой звал – газету разносить, на хорошее жалованье. Николай Алексеевич был московским газетчиком. – Если бы к Семену Яковлевичу побывать? – Можно. Да он еще ходит, я сюда позову. Семен Яковлевич на моленье. – Да уж он стар, древний старик и как будто и не в себе, заговаривается... А он должен хорошо помнить Николая Алексеевича. «Коробейников» Николай Алексеевич написал по тятинькину рассказу. Летом тятинька на охоте рассказал Николаю Алексеевичу, а через зиму Николай Алексеевич приехал и книжку стихов о коробейниках привез, тятиньке подарил; все хранилось, да тот возьмет почитать, другой – поистрепалась...

А тут писарь взял – так у него и пропала. Перевелся он от нас из Мискова – тятинька заходил к нему за книжкой, говорит: ребята изорвали. – Фамилия-то писаря? – Кадушкин. – Не чуть, где теперь? – Пропал. – Был у нас мужик такой, хитрый, негодный, Давыд Петров из Сухорукова, из деревни, вот он и убил коробейников, ограбил, – с них и разжился, кабак имел; под конец господь покарал – ослеп под старость. Тятинька и ружье-то, из которого Давыд застрелил, коробейников, делал. Поднес тятинька Давыду да все и выспросил, как он убил. – Вот, говорит, видят они, что я не с добром возле их – шли они прямиком, тропкой, из Сухорукова к Закобякину, – отговаривать меня стали, а я из одного стволика хлоп – только по-заячьи верескнул, из другого – снопиком повалился. Тятинька такую ему взвесил: «Разве я по тебе ружье мастерил?»

У Николая Алексеевича есть в стихах: Подзадорили детинушку, Он всю правду бух. – Где же вы стихи достали? – Учительница давала, мы все его стихи читали. Старушка оказалась любительницею чтения. Газету выписываем. Училище есть. – Три версты. Не ходят наши. Сами учим деток, каждый в своей избе. Плохо с этим. Деревня большая, народ бы богатый... Иван Гаврилович пасеку имеет, ульи рамочные; он при должности – объездчик, сторож в казенном лесу.

Дальше легенды. Деревня носится с памятью Николая Алексеевича, образовались наслоения, дающие возможность продлить рассказыванье о Николае Алексеевиче столь многим, интересующимся им, выскребающим в жителях Шоды до самомалейшей крупинки о Николае Алексеевиче.

– У Николая Алексеевича были две усадьбы в Ярославской губернии: Карабиха и Грешнево, сады были при них на несколько верст. Тятинька бывал. Чего-чего в садах не было. Была 25-летняя ягода, так и называлась – 25-летняя, тятинька-то ее видел – уж с арбуз была... Как исполнилось ей 25 лет, Николай Алексеевич торжество устроил, государь выезжал смотрел. Одно поместье было у Николая Алексеевича родовое, а другое – в карты выиграл. Был у него винокуренный завод, 12 кабаков было.

Была у Николая Алексеевича собака Оскар. 700 рублей была цена. И пропала. Сутки, двое, трое – нет. Кузьма с ног сбился. На третью ночь Оскар царапается в дверь и в зубах кошелек. 600 рублей принес. Где взял никто не знает. Николай Алексеевич заявленье подал.

10 лет деньги лежали. К Семену Яковлевичу. Идем под окнами, видим – в избе молятся перед сном, всей семьей. Так и не привелось видеть Семена Яковлевича, брата Гаврилы Яковлевича Захарова, сотоварища по охоте Николая Алексеевича. Федор Гаврилович, старший сын Гаврилы Яковлевича, ничего не придал к рассказу Ивана Гавриловича.

И на Федоре Гавриловиче видна заученность рассказа, не впервые рассказываемого. Да Федор Гаврилович и городской человек, маклер. На Федоре Гавриловиче заметней навеянное городской публикой обаяние личности, повергающей в преклонение мир. – Я был лет 14-ти... И мне хотелось с ними на охоту. Потихоньку взял тятинькино ружьецо, забежал вперед, подстерег их, выскочил: «Тятинька, тятинька, я двух чирков убил!» И показываю. Думаю: «Уж теперь возьмут с собой». Николай Алексеевич и говорит: «Охотник охотника родит».

Так это мне запомнилось. – Набивали сотням дичи... – Как под Турцией палили. – Туда вон Вежи. Там дедушка Мазай. Старообрядчество явно выцветает; так бы хотелось увековечить эти остатки людей по старой вере в их обстановке, нашей, местной, воспетой Н. А. Некрасовым равнины безлесной и шири поднебесной, на этой подтопляющей воде, в их костюмах, в их пении, в их церковности, в их внутренней жизни – увековечить «стиль» их жизни.

Костромского уезда, село Куликово Священник Леонид Парийский 1916 года марта 7 дня («Поволжский вестник», 28 сентября 1916 г.)
Категория: Новости Мерянии | Просмотров: 3808 | Добавил: merja | Теги: история, Мерьский стан, деревня Шода, кострома, некрасов, меря | Рейтинг: 5.0/2
СТАНЬ МЕРЯ!

ИНТЕРЕСНОЕ
ТЭГИ
мерянский Павел Травкин чашечник меря финно-угры чудь весь Merjamaa Меряния финно-угорский субстрат вепсы История Руси меряне суздаль владимир история марийцы мари Ветлуга Ростов Великий ростов новгород Русь экология славяне топонимика кострома КРИВИЧИ русские Язычество камень следовик синий камень камень чашечник сакральные камни этнофутуризм археология мурома Владимиро-Суздальская земля мерянский язык ономастика Ростовская земля балты финны городище Векса озеро Неро краеведение православие священные камни этнография общество Плёс дьяковцы Ивановская область регионализм культура идентитет искусство плес ингрия антропология россия москва ярославль мифология вологда лингвистика Марий Эл будущее Унжа вятичи Залесье волга поэзия нея галич деревня туризм север мерянский этнофутуризм Древняя Русь шаманизм латвия русский север иваново буй капище Ярославская область Языкознание реконструкция скандинавы средневековье Европа магия Этногенез коми старообрядцы Костромская область христианство Социология
Статистика
Яндекс.Метрика